 |
| |
|
|
| |
СП в СП (Часть 23, последняя. Александр Донских фон Романов)
...Третья по счету улица была ничем не лучше остальных: безлюдие и беззвучие киселем бултыхались во всем доступном пространстве. Человек бежал, специально стараясь топать как можно громче, чтобы хоть эхо шагов создавало звуковое поле. В первом же переулке, как ему показалось, промелькнула тень. Он резко затормозил и повернулся на девяносто градусов. Никого. Но кто-то здесь только что был. "Призраки!" - мелькнула в голове догадка. Человек свернул в переулок и побежал навстречу перекрестку, который маячил вдалеке. Что-то ему подсказывало, - на этом перекрестке он обязательно кого-то встретит и тогда сразу поймет, зачем он здесь, что ищет, и как выглядит настоящая Звезда. Только вот кого? Внезапно появившийся ветер сложил шорох бумажного сора в отчетливые звуки: "С-с-лад-ка-я Эн-н-н..."...
Отсмеявшись и убедившись, что Сева уже не вернется рассказать еще одну историю, Александр повел меня знакомиться с квартирой. Честно скажу: квартира у него диковинная. Прямо из прихожей тянется длинный (очень длинный) коридор, который приводит в просторную кухню. А вот чтобы попасть в зал, нужно пройти по другому коридору, который идет параллельно "кухонному". Так вот по этим коридорам и приходится путешествовать туда-обратно, чтобы попасть из кухни в зал или наоборот. Чтобы путешествие не казалось скучным, на стенах висит несколько фотографий и плакатов. Особое внимание гостей, которые впервые попадают в квартиру Донских фон Романова, привлекает портрет молодого человека в старомодном костюме, явно позаимствованном специально для фотосъемки. Изящные, слегка женственные черты лица, длинные волосы, тщательный макияж и тени, упавшие послушно воле фотографа, подчеркивают неестественную красоту юноши. Есть в этой красоте что-то пугающее, средневековое. Если бы Оскар Уайльд жил в наше время, то я бы сказал, что своего Дориана Грея он писал именно с этой фотографии.
Надеюсь, вы уже поняли, что на портрете изображен Александр Донских.
Александр-Дориан понял причину моей задержки в коридоре и сказал: "Посмотри лучше, какой у меня балкон". Да, его балкон можно смело назвать балконом "намбер ван" среди всех виданных мною балконов. Нет, на нем нет мраморных колонн и древних чугунных решеток, он не настолько большой, чтобы на нем мог приземлиться вертолет (честно говоря, там даже голуби с трудом помещаются), но зато... Выйдя на балкон, вы оказываетесь сразу на Дворцовой площади! Разумеется, концерт Пола Маккартни в Санкт-Петербурге Александр слушал и смотрел с собственного балкона.
Зал тоже неплох. Во-первых, он очень велик, а его размеры еще дополнительно подчеркиваются отсутствием шкафов. Одиноко стоящая кровать и рабочее место с синтезатором и компьютером создают ощущение того, что комната практически пуста. В ней чувствуется свобода, и впервые в моей истории странствий по квартирам музыкантов я почувствовал, что хозяин этого дома не испытывает особых бытовых стеснений. Это радовало.
 Радовал и хозяин квартиры. Александр - мягкий в разговоре, слегка манерный, интеллигентный мужчина. С возрастом он стал напоминать не героя романа, а отчасти молодого Гребенщикова. Подобное сравнение веселило, но одновременно не давало забыть, что мы уже, в общем-то, немолодые люди, выросшие в поле одного напряга.
Походив по коридорам, постояв на балконе и посидев за компьютером, мы вернулись туда, где провели предыдущие полтора часа в беседе с Грачом - на кухню. И в самом деле, не в комнате же беседовать с интересным человеком?!
Старый Пионэр: Что сегодня делает и чем занимается Александр Донских фон Романов?
Александр Донских: Хе-хе, вопрос хороший. Я занимаюсь самоидентификацией. Моя творческая судьба, как это принято говорить, так сложилась, что я обучаюсь музыке с раннего детства, и работаю в этой области почти всю свою жизнь. Долгое время это было просто исполнительство - как работа, на которой дают задание, а ты его выполняешь. Наша дружба и сотрудничество с Майком были для меня приятным исключением, хотя оно тоже носило характер некоторой "вторности". Естественно, Майк писал все песни, и это была его группа, в которую я по мере сил вносил свою лепту. Я достаточно подробно написал об этом в своей книге "Призраки города N". Сева сегодня говорил, что Майк был очень незащищенным человеком. Я согласен с ним, поскольку знал Майка очень близко, не только по фасадной части, но и изнутри. Мне были очень близки некоторые его проблемы. Вот кто-то сегодня говорил, что он был ленивый, что он мало работал. Я очень хорошо его понимаю в том смысле, что я сам постоянно сталкиваюсь с этими же проблемами. Для воплощения своих замыслов необходимо вести какую-то параллельную жизнь: не просто отношения Художника с Мольбертом, но нужно суетиться, с кем-то общаться, кому-то улыбнуться. Нужно поддерживать вот этот как бы светский образ жизни. Во-вторых, нужно иметь людей, которые будут этим заниматься, структурировать все эти заботы. И одна из наших общих с Майком черт, как я считаю - у нас совершенно нет таланта этим заниматься. Почему Майк мало писал? Или не так много, как нужно? Хотя кому нужно? Непонятно. Он постоянно говорил: "Я не обязан писать песни".
Что касается меня, я всю жизнь пишу какую-то музыку, какие-то произведения литературные, но не хватает пассионарности, что ли, куража. Мне всегда казалось, что будет еще свободное время, будут благоприятные обстоятельства, и я тогда сразу же начну воплощать свои замыслы. Я почему так охотно говорю на эту тему? Не потому что так люблю себя, а потому что есть очень много таких же людей, которые думают, что вот, еще немного позарабатываю денег, а потом-то развернусь. Это Алиса и варенье. Оплата прекрасная: варенье на завтра. Но завтра не наступает никогда. В какой-то момент я это понял. И вот сейчас я пытаюсь это вечное Завтра превратить в небольшое Сегодня. Это связано и с музыкальными моментами. Недавно вышел единственный пока мой сольный альбом "Лейтмотив", который выпустил Андрей Тропилло, спасибо ему за это. Работа тоже эклектичная, составленная из записей разных лет - правда, они как-то более или менее срежиссированы, но все равно это окрошка. А материала очень много. Я не так давно беседовал с Максимом Шостаковичем - сыном Дмитрия Дмитриевича. Я ему говорю: "Вы всю жизнь в музыкальной среде. Сами-то что-то пописываете?" Он ответил: "Нет. Мне папа сказал, что если можешь не писать - не пиши. Я и не пишу". Я тоже пытался сделать такую проверку временем. Конечно, мне, как автору, мои песни кажутся значимыми, но прошло уже довольно много лет, а они все равно вокруг головы по какой-то орбите вращаются. То есть мне хотелось бы сейчас попытаться вот это все воплотить в звуки. Плюс литературная работа. И еще я занялся журналистикой. После того, как я собрал музыкантов ЗООПАРКА и выпустил альбом "РеМайк", я понял, что как пес возвращаюсь на свою блевотину, опять к прошлому. Да еще Шура Храбунов (гитарист ЗООПАРКА - прим. СП) стал говорить, что для него это уже пройденное прошлое. Я подумал: "Ну, если уж для Шуры это пройденная тема, то для меня - тем более".
Мы немного предвосхитили эту тотальную ностальгию. Сегодня встретил Мишу, бывшего директора ЗЕМЛЯН, он остановился буквально на минуту и говорит: "Привет! Ты знаешь, что ЗЕМЛЯНЕ снова собираются?!" "Бог в помощь". Мне-то совершенно по барабану собирание ЗЕМЛЯН и, в то же время, я не могу отказаться от своего прошлого, перечеркнуть его и родиться заново: "Бух в котел и там сварился". После того, как я понял, что мне не удается вывести проект ЗОО-ПАРК на уровень, который я считаю для себя приемлемым, мне стало ясно, что музыкантам проще ходить рядом со своим домом и играть в небольшом клубе. А у меня же наша советская гигантомания! И главное, я понял, что этот проект исчерпывается бесконечным возвращением к кавер-версиям. Поэтому я группу распустил и взял двухгодичный литературный отпуск, во время которого писал роман "Призраки города N". Я очень люблю Майка и считаю его сильнейшим поэтом в нашем роке, да простят меня Макаревич и Гребенщиков.
СП: А Башлачев?
Александр: Что касается Башлачева... Я встречался с ним и слушал его музыку. Башлачев - это поствысоцкая эстетика. Он ближе к народной музыке, к народной поэзии, чем к рок-поэзии, потому что чисто жанрово рок-поэзия - это все же треугольник Макаревич-Гребенщиков-Майк. Притом, что Макаревич - это адаптированная к нашей песенной эстетике русская поэтическая традиция. Там есть какая-то мораль, есть какая-то фабула. Басня и мораль. С другой стороны БГ - это эстетство, поэтический импрессионизм. И Майк - это романтический реализм. Мне он ближе первого и второго и, что бы там ни говорили по поводу заимствований, он наиболее аутентичный, самодостаточный, заключенный в себе гений. Это ощущение при нашей первой встрече настолько завладело мной, что мне очень трудно то него избавиться до сих пор. Более того, когда мы с Майком расстались в 1987 году по ряду причин, которые я документально и честно изложил в своем романе, я встретил Дюшу Романова, и он мне говорит: "Ну, чё, тебе надо свое дело начинать уже. Давай!" Я не могу, как ящерица, хвост отбросить и забыть былое. И поэтому работал над романом. Параллельно у меня родился замысел, который, как мне кажется, не противоречит и Майковскому первоначальному замыслу. Когда он записывал свой первый альбом "Сладкая N и Другие" в Большом Театре Кукол на улице Некрасова, он говорил, что это музыка для некой пьесы, где действуют персонажи - Сладкая N, Вера, Венечка и т. д. То есть это драматургический романтический реализм, где конкретные герои совершают конкретные действия - пошел туда, сделал то, сказал это. И драматургичность, сюжетность его стихов подтолкнула меня к такому проекту. Я взял все тексты Майка, разобрал их по упоминающимся героям, потом рассортировал их по характеру, по времени года, по времени дня, и из этого всего попытался выстроить какую-то историю. Я назвал это все не мюзиклом - само слово "мюзикл" раздражает мой язык, мое ухо - а блюз-оперой, потому что Майк всегда подчеркивал, что он в первую очередь имеет отношение к ритм-энд-блюзу. Термин "рок-опера" тоже ведь нафталинчиком отдает. И вот Сережа Кошонин, актер, мой друг и современник, как раз и предложил мне этот жанр - блюз-опера. Мне это очень понравилось. Либретто было уже готово. Я пытался к 300-летию Петербурга ее как-то присобачить. Ничего не получилось.
СП: Она уже полностью готова?!
Александр: Музыкальная часть написана на бумаге. Но ты же понимаешь, что это еще надо сыграть. Плюс, поскольку это не классическая музыка, там очень важна личность играющего, ведь каждый привносит какую-то свою краску. Я не теряю надежды, продолжаю работу в этом направлении и надеюсь, что удастся эту историю претворить в жизнь. К 50-летию Майка, к 60-летию... На самом деле вся эта лабуда с юбилеями... Актуальность события не определяется нулем в сроке от даты рождения. Я недавно посмотрел фильм "Чикаго": Ричард Гир поет голосом Киркорова! Надо срочно отправить эту кассету Ричарду Гиру!
СП: Зачем человека вгонять в гроб раньше отведенного ему срока?
Александр: Я надеюсь на его чувство юмора, надеюсь, что он просто посмеется. Это же вообще бред, и бред бредом погоняет. С другой стороны, я за год до 300-летия Петербурга пришел в Петербургский театр рок-оперы и сказал, что есть у меня такой проект. Пришел просто так, как обычный никто с улицы. Меня встретил какой-то важный человек и говорит: "О, вы знаете, во-первых, мы не заказываем произведений, во-вторых, нам к 300-летию пишет Эдуард Артемьев на либретто Андрона Кончаловского по "Преступлению и наказанию" Достоевского". Я говорю: "Ну да. Это одно, а у меня - другое. История, написанная жителем этого города об этом же городе. Почему обязательно Достоевский, Петр Великий, Рюриковичи? Это прекрасные истории, но есть же и сегодняшний день, и совсем недавнее прошлое". Он так на меня посмотрел, что я понял: тут все круто, ничего мне не светит - и ушел. Иду в метро и вижу, что этот же самый человек, который только что надувал щеки, едет со мной в метро. Не на самолете, не на вертолете, не на воздушных подушках или подводных крыльях, а своими ногами идет в метро, где ездят обычные люди. И все тут же стало ясно.
Это все к вопросу о том, чем я сегодня занимаюсь. Плюс я делаю музыку к сериалу. И так далее.
СП: Я смотрю, сейчас многие известные музыканты стали писать музыку к сериалам. Как-то все больше похоже на Художника, малюющего ширпотреб.
Александр: Это одноразовая посуда. Согласен. Спустимся с эмпиреев на землю, это просто для того, чтобы заработать денег. Раз. А может быть, и два. А может быть, раз - то, что сериал - это как прямая трансляция. В этой одноразовости привлекает отсутствие бронзовости и нетленки. А с другой стороны, это почти документальность творчества. Есть же хроника. Хотя, если говорить о жанре сериала, то для меня идеалом могут служить "Семнадцать мгновений весны", "Угрюм-река", "Тени исчезают в полдень", "Место встречи изменить нельзя". В формате телевизионного фильма - "Следствие ведут Знатоки". И даже недавно показывали "Знатоков", снятых старыми телевизионными мерками и приемами - смотрится достаточно архаично и в то же время супер. Люди делали все очень профессионально и ответственно.
СП: Давай все же закончим про блюз-оперу. Она появится?
Александр: Ты знаешь, я почему-то уверен, что это произойдет. Эта уверенность не базируется ни на чем. Но она есть, и все. Я совершенно четко знаю, что, поскольку эта история правдива и она о нас... водичка дырочку найдет. Я посмотрел недавно "Двенадцать стульев"; мой приятель и земляк с Урала Юра Мазихин поет там Кису Воробьянинова. При всей моей любви к нему и к Ильфу и Петрову, это вообще ноль. Ноль. Это называется "пересказ своими словами". Там нет ни любовной линии - пусть бы даже Киса с Остапом там чего-нибудь, так ведь даже этого нет. Вообще ничего нет. Если человек не знает этого произведения ни по книге, ни по фильмам, он скажет, что это просто непонятный соц-арт. Мне кажется, что блюз-опера сумеет найти путь к зрителю и слушателю сама по себе.
СП: Есть какие-то определенные исполнители, которых хотелось бы видеть среди участников?
Александр: Я вижу там и Женю Ай-Ай-Ая, и Васю из КИРПИЧЕЙ, и, конечно, Наталью Пивоварову мою любимую. Не знаю, хватит ли у Шевчука юмора, чтобы исполнить Гуру из Бобруйска. Тот же Растафара - это Серафим из МАРКШЕЙДЕР КУНСТ. А вот еще блестящий вариант Гуру из Бобруйска - Кира Миллер!
Я представляю себе эту картину и сползаю под стол. Александр начинает хрюкать и пытается развивать мысль.
Александр: Такой... ха-ха... ебанутый... ха-ха-ха... Махариши... у-у-уй, не могу... местного разлива. (пауза для передышки) Но! У каждого из них свои гастрольные планы. Я думаю, что будет сделана студийная версия в исполнении all stars, а сценическую версию, кончено, нужно делать с молодыми ребятами. У них и энтузиазма достаточно, и катать их можно по городам.
СП: У меня сложилось впечатление, что Майк стремился уйти от примитивного рок-н-ролльного "рубилова" к красивым и богатым аранжировкам. Особенно это ощущение укрепилось у меня после прослушивания альбомов, вышедших уже после его смерти. Может быть, я ошибаюсь. Майк не стремился к этому?
Александр: Безусловно, он именно к этому и стремился. Даже если взять его кумиров - Марк Болан, Лу Рид... Естественно. На том и базировался наш с Майком альянс, что у меня было классическое образование. Все клавиры Майка, которые были зарегистрированы в ВААПе (Всесоюзное Агентство по охране Авторских Прав - прим. СП), мы с ним сидели и вместе писали. То есть он сидел, а я писал. Вот песня "Иллюзии". Он написал текст по мотивам Ричарда Баха. Я предложил ему музыку, он согласился. То же самое было с "Марией", то же само было с "Ах, Любовь". Что греха таить, у Майка были именно импрессия, чувство, а не какие-то особые вокальные данные. Ему было трудно напеть какую-то мелодию, он больше работал, как Дилан, речитативно. Я думаю, что не открываю Америку и не бросаю тень на... на плетень. И поскольку мы бывали вместе в разных жизненных перипетиях, между нами возникло, не побоюсь этого слова, идеальное взаимопонимание. В результате, когда я уже ушел из ЗЕМЛЯН и полностью посвятил себя ЗООПАРКУ, мы подготовили программу к IV фестивалю Лен. рок-клуба, где, наконец-то, ЗООПАРК стал... И овцы остались целы, и волки в лице жюри оказались сыты. С одной стороны, была соблюдена исконная природа ЗООПАРКА, с другой стороны... Во-первых, все было отрепетировано, все было выучено, все было выглажено и отдраено. Это не могли не оценить в жюри, и Майк стал лауреатом. Естественно, меня привлекали какие-то околороковые явления - арт-рок и так далее. Арт-рок, кстати, так и не дал у нас никаких всходов, как ни парадоксально. Хотя им увлекались все консерваторские. Вот парадокс, пусть и объяснимый.
Ладно, вернемся к ЗООПАРКУ. Я надеюсь, ты меня извинишь за столь нескромные параллели, но возьмем, к примеру, THE BEATLES. Маккартни такой круглоугольный, гладкий, мелодичный, и рядом совершенно иглообразный Леннон. В результате эти игольность и круглость дали вкупе потрясающий результат. Мне хотелось, конечно, быть не просто исполнителем воли пославшего мя такого-то, даже близкого моего друга. Мне хотелось быть равноправным участником процесса. Процесса, который мне интересен.
Сегодня вот мы на радио слушали с тобой "Уездный Город N". Помню, сидели мы у Майка на Боровой. Я очень много времени там проводил, даже жил там некоторое время. Это было блаженное времяпрепровождение. Сначала мы придумывали персонажей. Бесконечное количество персонажей. Потом выдумывали рифмы на "-эн" - безмен, "Ситроен" и т. д. Это тоже был один из формообразующих принципов Майка, он частенько использовал заранее подготовленный набор рифм. Я это видел в его дневниках.
СП: Ну, наверное, "Лето" точно так же было написано.
Александр: Да. Верно.
СП: Давай про "РеМайк" поговорим. Критика приняла его неблагожелательно.
Александр: То немногое, что мне довелось почитать, действительно было далеко не хвалебным.
СП: Мне кажется, что критики совершали грубую ошибку, пытаясь сравнивать Михаила Науменко и Александра Донских.
Александр: Совершенно верно. Это абсурд. Понимаешь, я же не пародист. Я не пытаюсь пародировать Майковское исполнение. Тем более, речь идет о вещах, которые мы делали вместе. Были некоторые моменты, как с тем же "Городом N". Естественно, на "фоно" должен был играть я, но меня не было - я был на гастролях - и сыграл другой человек. Но не в этом дело. Вот тот же Панкер, Игорь Гудков... Когда альбом вышел, я выпускал его на свои деньги, и я спросил его: "Ну, как?" Тем более что Панкер выпускал еще первый альбом Майка, слушал ЗООПАРК с самого начала. И Панкер сказал единственное: "Сведение - говно". Я только и подумал: "Блин, а что же ты? Что же ты не пришел и не свел?! Не пересвёл, в конце концов?" Сейчас в современной музыке огромное внимание уделяют балансу, частотам, глубине, панораме, каким-то другим техническим характеристикам. Для меня это все даже не гарнир, а что-то вроде послевкусия. Для меня важно само музыкальное решение, темброво-ритмически-гармонический аспект. А вот эта вся лабуда... Или, допустим, клип. Вот Наташа Крусанова сняла клип на "Мальчики и девочки ходят по улицам..." ("Хождения" - прим. СП) с Наташкой Пивоваровой, которая там поет. Мы отнесли его на "MTV", а нам говорят, что все хорошо, идея клипа замечательная, но у вас не сделана какая-то там компьютерная обработка, поэтому по техническим требованиям он у нас не проходит. Я говорю: "Наташа, а чего же ты не сделала?!" "Но это же еще 100 долларов!" Я говорю: "Ты б сказала, нашли бы на клип еще 100 долларов". Она оправдывается: "Мне сказали, что по минимуму все надо". И вот это все такое... (здесь последовал тяжкий вздох Александра, он развел руками) Оййй, слов нет. То же самое и с альбомом. Некоторые мои друзья, продвинутые в частотах и прочих фильтрах звукорежиссерских, говорят: "Это образец того, как не нужно делать".
Знаешь, говоря вообще о нашей критике... Я сейчас тоже хочу какой-нибудь свой музыкальный журнал развернуть, потому что наша критика - это советских времен критика. Как тогда началось, так это переходящее знамя и несется из рук в руки. Главная задача: обосрать все, что не приносит выгоды. Критика - это такое плюющееся создание, которое постоянно бубнит: "Это плохо и это плохо, а это еще хуже". А анализа нет как такового. Я не говорю о том, что постфактум человек описывает концерт, на котором побывал, и анализирует, что было на концерте хорошо, а что было плохо. Я говорю об общей ругательной направленности в отношении того, что еще не очень известно массам. Я давным-давно не обращаю на это внимания, но когда речь заходит обо мне самом, противоядие уже не работает. В конце концов, не нравится - не ешьте, послушайте что-нибудь другое.
Или вот в прошлом году я сделал в "Порту" Майковский день рождения. И Макс Леонидов говорит: "Что это за клуб?! Какая гадость! Никакого отношения к Майку не имеет!" Я говорю: "Знаешь что, Макс? Если ты имеешь возможность и представление о том, как это должно быть, сделай. Я с удовольствием приду, отыграю, выпью рюмку, закушу и пойду домой. Без геморроя и мигрени". Надо сказать, что Макс очень быстро и оперативно отреагировал, сказал, что все замечательно, и весь вечер в этом "Порту" колбасился вместе со всеми. И здесь та же самая история. Я уверен, что причина усталости Майка в последние годы была и в этом тоже. Когда без конца грезишь, фонтанируешь какими-то идеями, а выход ничтожен и всегда далек от удовлетворительного даже уровня, то уже думаешь: "А, пошло оно все..." В этом смысле я очень благодарен тем людям, которые помогали мне делать этот альбом, оформлять его. Задача художника - создать материал, концепт. Возьми любой диск людей, зорко следящих за тем, чтобы все было "как надо". Это же сорок восемь дирижеров и один седой скрипач! Пятьсот мастер-мейкеров, семьсот саундпродюсеров, муюсеров и шмуюсеров. Это люди, которые острят одно и то же лезвие. А тут, когда ты сам себе и солдат, и начальник штаба, тебе обязательно потом скажут: "Ну и говно ты сделал!"
С другой стороны, недавно мы - в процессе работы над блюз-оперой - записали версию песни "Прощай, Детка" с другой гармонией, с другой музыкой. И вдруг какие-то люди начинают говорить: "Ты знаешь, ты раньше пел правильно, а сейчас ты поешь искренне". Они отметили это преодоление формы. Тем более что для музыканта академической школы это главное - попадать в нужные ноты, в нужные доли. Это "главняк", а у Майка этого не было! Он чисто на интуиции всё проходил. Мне в очередной раз удалось переступить в себе эту планку, удалось избавиться от "главняка" и пойти по пути интуитивно-эмоциональному. Опять же, это произошло благодаря Майку, его творчеству.
СП: Извини за провокационный вопрос - а как сам ты оцениваешь свою работу?
Александр: Ну, как я оцениваю свою работу... Есть такое понятие "звезда". Астрономическое понятие. Есть понятие "звезды" в шоу-бизнесе. В этом смысле я себя воспринимаю как "черную дыру". Или как айсберг. Та часть, которая уже воплощена, зафиксирована, настолько меньше той, которая внутри, "под водой"! Более того, цитируя любимого Майковского Ричарда Баха - как определить, выполнена ли твоя миссия на земле? Если ты еще жив, значит - нет. Вот и все, что я могу сказать. В какой-нибудь прекрасный или ужасный момент моей жизни, когда я скажу: "Наконец-то я все сделал. День седьмой. Теперь можно отдыхать", - это и будет конец моей жизни. С другой стороны, оценивая тот объем работы, который подлежит переносу изнутри наружу, я думаю, что мне еще лет сто нужно пожить.
СП: Злые языки поговаривали, что Донских убивает истинный рокенрольный дух Майка.
Александр: Ну да, были такие речи. Что я могу на это сказать? Я готов с реально существующими людьми этот факт оспаривать. Столько времени, сколько мы с Майком провели - как сейчас с тобой - в беседах, думаю, никто не провел. Только Наталья, его жена, в этом смысле имеет неоспоримое первенство. Действительно, мы очень много времени проводили вместе. Считается, что Майк - знаток ритм-энд-блюза, традиционной музыки, классического рока. Нет, Майк был далеко не чужд модности. Скажем, нашей общей любимицей была Аманда Лир, которая, казалось бы, к рок-н-роллу никакого отношения не имеет. Хотя тоже ведь подружка и Джеггера, и Элтона... Как мне казалось, эта узкая колея, в которой воспринимается Майк, не была ему присуща. Он был шире этого всего. Эту широту мы и пытались реализовать. Другое дело, что, к глубокому моему сожалению, так легла карта, что когда мы начали все это делать, был период, когда и он, и я уже в какой-то мере сформировались параллельно, каждый в своем мире. У ЗООПАРКА к этому времени уже выработалось какое-то свое лицо. Хотя, в принципе, реальный трейдмарк ЗООПАРКА - это голос Майка и гитара Храбунова. Все остальное - туда-сюда.
Майка ужасно интересовало разнообразие. Майк не был уперт в ритм-энд-блюзовую квадратность. И я это знаю, как никто другой. Просто свидетельствую, что его интересы были гораздо шире. Другое дело, что когда я бросил все свои гастроли и начал полностью заниматься ЗООПАРКОМ, пошли шепотки... Еще время тогда такое было: Кинчев с АЛИСОЙ разбежались, Гребенщиков поменял состав АКВАРИУМА, СТРАННЫЕ ИГРЫ развалились. То есть был такой момент, когда из подвала все вышли на стадионы. И все эти медные трубы стали началом расползания какого-то. Если раньше было братство в нищете, делить было нечего, то тут началась конкуренция внутренняя. И начались шепотки - которые доходили и до меня - что я перетягиваю на себя одеяло. А я не перетягивал на себя одеяло, а хотел быть равным среди равных. Майк был первым среди равных, но и мы были не обслуживающим персоналом. Для меня это было настолько очевидно, исходя из предыдущего десятилетнего опыта общения с Майком, что когда начались эти разговоры, я посчитал ниже своего достоинства даже обсуждать это.
СП: А как сам Майк к таким разговорам относился?
Александр: Майк? Он в первую очередь отрицал все подобные намеки. Я, может быть, неправильно вел себя в каких-то ситуациях, но для меня был фолт доверия. И какой смысл был в том, чтобы доказывать свою правоту? Майк принимал "на ура" аранжировочное решение, которое мы представили к IV фестивалю. Более того, он сам этого хотел, это было его пожелание, и оно совпало с моим желанием. Разумеется, я все это вижу со своей стороны, а что на самом деле было в голове у Майка, точно знать не могу.
СП: Твой сольный альбом "Лейтмотивы" - это ящерица с отрубленным хвостом?
Александр: Не совсем. Я все-таки включил туда "Марию". Есть несколько произведений ЗООПАРКА, которые я считаю своими не только потому, что написал для них музыку. Это были те самые отклонения немножко в другую музыку, которая расширяла привычное поле ЗООПАРКА. Эти песни были восприняты мной очень личностно. А вообще-то мне сейчас интересно создавать и другие, не только песенные формы. Я пытаюсь уйти от стандартной формы "припев-куплет" и писать не повторяющуюся мелодию, которая имеет развитие, течет, каждую секунду создавая новые картины. Это звучит очень формально. Допустим, пять лет назад я открыл для себя поэта Роальда Мандельштама, пятидесятника, который тоже не очень долго прожил. Меня эта поэзия настолько увлекла, что я написал цикл вот таких "развивающихся" песен на его стихи. Сейчас я пытаюсь искать музыкантов, которых могу заинтересовать не какими-то радужными финансовыми перспективами, пытаюсь найти единомышленников, которым близко то, что я делаю. Сейчас я выступаю с совершеннейшим "детским садом". Но здесь есть свои проблемы, поскольку они еще не вполне владеют своими инструментами, как мозговыми, так и руками. А с другой стороны, у них нет еще никакой "замыленности", они открыты различным влияниям. Здесь я перехожу на фаталистические рельсы. Кому суждено быть повешенным, тот не утонет. Если суждено моим замыслам найти воплощение, значит, это свершится. Бог видит все наши мысли и знает их. Перед его лицом все наши замыслы уже воплощены. А то, что мы делаем здесь, на земле, все равно в той или иной степени - карикатура. Это копия с какого-то видения. Этот слепок все равно несовершенен. Может быть, я ищу в этом себе оправдание, но если бы это было так, я бы вообще ничего не делал и сидел, сложа руки.
Да, могу засвидетельствовать, что Александр, не сидит, сложа руки. Пока мы с ним беседовали, он несколько раз совершал "путешествие туда-обратно", бегая в комнату то что-то черкануть в Интернете, то зафиксировать какую-то мысль. И мне казалось, что даже сейчас, пока мы мирно сидим на кухне, он постоянно работает над всеми своими многочисленными проектами. "Заработались", - мелькнуло у меня в голове, когда я глянул на часы: два часа пополуночи.
Теплые проводы оставили на душе приятное послевкусие спокойного и доброго отдыха. В голове звучали голоса героев песен Майка. Сегодня ночью все будет хорошо...
Питерская ночь легонько подула мне в лицо прилетевшим откуда-то теплым весенним воздухом. Это был не ветер, а чье-то тихое и влажное дыхание. Стены домов мерцали восковым сиянием отраженного света фонарей. Слишком тихо и безлюдно для мегаполиса оказалось не только во дворе, но и на улице. Никого. Я повернул в сторону проспекта. Перекресток становился все ближе, но от этого не менее пустынным. Внезапный порыв ветра прошелестел иноязычной фразой и стих. Мне показалось, что кто-то другой прыгнул с разгону в меня, когда вдруг из-за угла выбежала девушка в коротком платье. Я остановился и смотрел на нее, никак не понимая, что она делает здесь одна в два часа ночи. Она посмотрела на меня, тряхнула снопом волос и, улыбнувшись, звонко бросила, поняв мой немой вопрос: "Я здесь работаю!" Затем она сделала и вовсе неожиданное: встала на приступку фонаря и начала танцевать, держась за него руками. Наверное, у меня был слишком оторопевший вид, потому что танцовщица громко и разливисто засмеялась...
 ...Человек стоял рядом со своей лежащей на асфальте дорожной сумкой и смотрел на танцующую девушку. Она сделала последний извивающийся оборот вокруг фонаря и соскочила на тротуар. Потом еще раз пристально посмотрела в глаза Человеку и побежала вдоль дороги туда, где огни фонарей сливались в одну сверкающую точку. Это... Это была Звезда. Человек поднял сумку, развернулся и пошел в противоположную сторону. Его лицо разрезал багровый полумесяц улыбки. Красные капли падали на асфальт, расцветая алыми розами, впечатанными в ночь. Он шел и улыбался. Ему самому все уже было понятно, но чтобы это стало понятно и остальному миру, Человек посмотрел вверх (туда, где видел когда-то одинокую звездочку) и произнес всего лишь одно слово: "Домой".
Конец
Вернуться к предыдущей части статьи
Автор: Старый Пионэр
опубликовано 16 июля 2005, 23:58
Публикуемые материалы принадлежат их авторам.
Другие статьи
|
|
| |
|
|
|  |
|